четверг, 10 октября 2013
Этот город похож на кокон, этот город окутан тьмой. Видел свет из закрытых окон, видел тени промеж домов? Знаешь... Окна всегда закрыты. - на полсотни замков - всерьёз!
...Что ты знаешь о Пикорито - пожирателе детских слёз?
Говорят, что он ходит тихо, дышит ровно, всегда молчит, исчезает с неслышным чихом, видя солнечные лучи, пахнет гарью и смотрит прямо, улыбается кое-как... Если в комнате нету мамы - то не дрогнет его рука - заберёт и утащит в чащу, под ковёр неживой листвы...
Он приходит гораздо чаще, чем могли бы подумать вы.
***
Кен - деревня шального визга, карнавала, цветных свечей, говорят, что там каждый - близко, что волшебный течёт ручей. Что там запах пекарни утром - в каждом доме, как на заказ, ветер шепчется пряной сутрой, оседает на языках. Каждый местный глядится гордо: "здесь живу я! Давай смотри, сядь, согрейся и выжми город, что золою осел внутри. Выдох-вдох. Повторить! Иначе ты не сможешь дойти, мой друг. Выдыхай, оправляйся, мальчик, ты живой - погляди вокруг."
Кен звенит, как кипящий чайник, приглашает на карнавал...
***
Лэн приехал совсем случайно, он вообще про него не знал. Запах кожи и старых кресел - позади и порос быльём, мир вокруг на ушах и весел, мол, "Приезжий. Сегодня пьём!"
Лэн уехал - заклеить раны, обывательский выжать яд. Лэну двадцать он смугл и странен, грустен - чаще, чем вы и я. Смотрит вроде бы прямо, только... Так, как будто оставлен кров, будто в сердце блестят осколки и на руки стекает кровь.
Лэн с тоской допивает кофе, смотрит - так, будто он не здесь. "Сколько шума... А ладно, пофиг, будем сытыми тем, что есть."
***
Каждый день начинать гитарой, тусклой болью в костях руки, с мыслей "парень, ну ты ж не старый, не выпендривайся - теки!" Алкоголь заживляет раны, алкоголь укрепляет дух, просыпаться так рано... Рано?!
Рано - это в районе двух.
Солнце влезло к себе на башню и встречает его земля. Бейзил в зеркале - как раскрашен - криво, с выходом за "поля", в сальной майке, а шевелюра - чёрной кляксой на голове. Отражение смотрит хмуро типа:
"Ладно.
Чувак.
Привет.
Знаешь... Сразу без "извините", я сегодня не добрый, нет. Скоро сдохнет предохранитель - сам, горя, приползёшь ко мне."
***
Кен - деревня чудных секретов, грязных тайн, полутёмных дел, чьи скребутся в шкафах скелеты, чьи улики лежат в воде? Кто расскажет о подноготной, паутину с картины сняв?..
Я.
Ну правда.
С большой охотой.
Ну давай же, спроси меня.
Сказки?.. Гоблины-василиски?
Расскажу я, хи-хи, одну:
"Пикорито настолько близко, что ты можешь его вдохнуть."
***
Бейзил слаб и с разбитым носом, ковыляет, дрожит в ветру, вдруг накинулись все вопросы типа "важные-щас-умру". Всё, что треснуло - раскололось. Пусть останется позади. Да - горит. Поливает морось - видно, местное "101". Странный ветер поднялся дыбом, странный запах среди села - словно мальчик-пошел-на-дыбу-а-потом-был-сожжен-дотла. Бейзил смотрит - среди тумана видит странно манящий свет. Что-то треснуло в мозге пьяном: "Чёрт возьми... Почему бы нет?"
После года пустых брождений, Лэн ослаб и совсем зачах. Не мальчишка - великий-гений-умирающий-при-свечах, воет ветер, танцуют шторы, тянет гарью из-под окна, тьма спустилась на дом, в котором Лэн блуждает в кошмарных снах. Острый ветер деревья лижет, в нём как будто слышны слова "Пикорито гораздо ближе, чем могло показаться вам."
Бейзил слышал - всегда смелее, дальше, дальше - и так всегда. Пусть другие мечты лелеют, ты - идёшь по своим следам. Рвётся там, где бывало тонко - впрочем, знаешь и сам. Прости. Тот, кто может спасти ребёнка, тот обязан его спасти. Пикорито - сама легенда, оказалось, он - тоже быт. Если был он придуман кем-то, лучше был бы он им забыт.
- Ты не справишься. Ты несчастен.
- Я такой, каким быть хочу.
- У тебя нет такой-то части.
- Не хватает совсем чуть-чуть.
- Каждый, веривший в искру света, всё равно отойдёт во мрак.
- Знаешь, друг, я не верю в это. Да, наверное, я дурак. Только каждый из тех, кто светит, в общем, будет светить всегда...
Бейзил жил и рассказы эти вечно шли по его следам.
***
Утро сонно глядит из фрака рассосавшихся чёрных туч, Пикорито, чужак из мрака, станет углями на свету.
Переезд, суета, коробки, Бейзил выкурил пачек пять, Лэн напуган, шагает робко и подошвы его скрипят...
(- Вместе весело будет, парень!)
(- Да, наверное, я молчун.)
(- У меня есть ещё гитара - хочешь - с радостью научу.)
...Что ты знаешь о Пикорито - пожирателе детских слёз?
Говорят, что он ходит тихо, дышит ровно, всегда молчит, исчезает с неслышным чихом, видя солнечные лучи, пахнет гарью и смотрит прямо, улыбается кое-как... Если в комнате нету мамы - то не дрогнет его рука - заберёт и утащит в чащу, под ковёр неживой листвы...
Он приходит гораздо чаще, чем могли бы подумать вы.
***
Кен - деревня шального визга, карнавала, цветных свечей, говорят, что там каждый - близко, что волшебный течёт ручей. Что там запах пекарни утром - в каждом доме, как на заказ, ветер шепчется пряной сутрой, оседает на языках. Каждый местный глядится гордо: "здесь живу я! Давай смотри, сядь, согрейся и выжми город, что золою осел внутри. Выдох-вдох. Повторить! Иначе ты не сможешь дойти, мой друг. Выдыхай, оправляйся, мальчик, ты живой - погляди вокруг."
Кен звенит, как кипящий чайник, приглашает на карнавал...
***
Лэн приехал совсем случайно, он вообще про него не знал. Запах кожи и старых кресел - позади и порос быльём, мир вокруг на ушах и весел, мол, "Приезжий. Сегодня пьём!"
Лэн уехал - заклеить раны, обывательский выжать яд. Лэну двадцать он смугл и странен, грустен - чаще, чем вы и я. Смотрит вроде бы прямо, только... Так, как будто оставлен кров, будто в сердце блестят осколки и на руки стекает кровь.
Лэн с тоской допивает кофе, смотрит - так, будто он не здесь. "Сколько шума... А ладно, пофиг, будем сытыми тем, что есть."
***
Каждый день начинать гитарой, тусклой болью в костях руки, с мыслей "парень, ну ты ж не старый, не выпендривайся - теки!" Алкоголь заживляет раны, алкоголь укрепляет дух, просыпаться так рано... Рано?!
Рано - это в районе двух.
Солнце влезло к себе на башню и встречает его земля. Бейзил в зеркале - как раскрашен - криво, с выходом за "поля", в сальной майке, а шевелюра - чёрной кляксой на голове. Отражение смотрит хмуро типа:
"Ладно.
Чувак.
Привет.
Знаешь... Сразу без "извините", я сегодня не добрый, нет. Скоро сдохнет предохранитель - сам, горя, приползёшь ко мне."
***
Кен - деревня чудных секретов, грязных тайн, полутёмных дел, чьи скребутся в шкафах скелеты, чьи улики лежат в воде? Кто расскажет о подноготной, паутину с картины сняв?..
Я.
Ну правда.
С большой охотой.
Ну давай же, спроси меня.
Сказки?.. Гоблины-василиски?
Расскажу я, хи-хи, одну:
"Пикорито настолько близко, что ты можешь его вдохнуть."
***
Бейзил слаб и с разбитым носом, ковыляет, дрожит в ветру, вдруг накинулись все вопросы типа "важные-щас-умру". Всё, что треснуло - раскололось. Пусть останется позади. Да - горит. Поливает морось - видно, местное "101". Странный ветер поднялся дыбом, странный запах среди села - словно мальчик-пошел-на-дыбу-а-потом-был-сожжен-дотла. Бейзил смотрит - среди тумана видит странно манящий свет. Что-то треснуло в мозге пьяном: "Чёрт возьми... Почему бы нет?"
После года пустых брождений, Лэн ослаб и совсем зачах. Не мальчишка - великий-гений-умирающий-при-свечах, воет ветер, танцуют шторы, тянет гарью из-под окна, тьма спустилась на дом, в котором Лэн блуждает в кошмарных снах. Острый ветер деревья лижет, в нём как будто слышны слова "Пикорито гораздо ближе, чем могло показаться вам."
Бейзил слышал - всегда смелее, дальше, дальше - и так всегда. Пусть другие мечты лелеют, ты - идёшь по своим следам. Рвётся там, где бывало тонко - впрочем, знаешь и сам. Прости. Тот, кто может спасти ребёнка, тот обязан его спасти. Пикорито - сама легенда, оказалось, он - тоже быт. Если был он придуман кем-то, лучше был бы он им забыт.
- Ты не справишься. Ты несчастен.
- Я такой, каким быть хочу.
- У тебя нет такой-то части.
- Не хватает совсем чуть-чуть.
- Каждый, веривший в искру света, всё равно отойдёт во мрак.
- Знаешь, друг, я не верю в это. Да, наверное, я дурак. Только каждый из тех, кто светит, в общем, будет светить всегда...
Бейзил жил и рассказы эти вечно шли по его следам.
***
Утро сонно глядит из фрака рассосавшихся чёрных туч, Пикорито, чужак из мрака, станет углями на свету.
Переезд, суета, коробки, Бейзил выкурил пачек пять, Лэн напуган, шагает робко и подошвы его скрипят...
(- Вместе весело будет, парень!)
(- Да, наверное, я молчун.)
(- У меня есть ещё гитара - хочешь - с радостью научу.)
Первый запах осенних листьев, в небе сверху светло и чисто, стать бы здесь не своим, туристом, жадно слушать хмельной прибой. Скажем, ты - иммигрант из Штатов, ты висишь на перилах шатких, город, вымощенный брусчаткой, очень хочет побыть с тобой. Брось скорее считать минуты, оборви себя - "парень! ну ты... Ты проснёшься не тем занудой, кем ты прибыл сюда вчера". Тут так круто - плутай без гида, этот город похож на гидру, я уверен, он был бы выбран всеми призраками пера.
Быть не "кем-то" - обычным парнем в сотне сказок из сотен Нарний, запах выпечки из пекарни из-под утренних смотрит штор... Сотни книжек на сотне полок, вечер весел, дождлив и колок, пей холодную Кока-колу в самый первый осенний шторм. Ходишь духом по сотне станций, в ритме капель, в безумном танце, поезд едет, вагоны мчатся, по металлу стучит металл. Слишком скучно? - мол, возит, возит?.. Напиши и в стихах и в прозе - типа, "Маленький паровозик деток в Ехо возить мечтал."
Просто так ты едва ль отыщешь тех, кто станет твоей частичкой ни в дыму обгоревших спичек, ни гаданием на Таро. Просто будет вот так вот: воют хором ветер с лихим прибоем, вдруг глядишь - вы стоите двое, после - трое и вчетвером. Утро. Город в огня оправе, против прошлых подходов, правил, ты влюбился и ты не в праве больше этого отрицать. В этом месте - хмельном, поджаром, тем, кто встречен отдашься даром... Все, кто вспыхнет в тебе пожаром, будут вечными до конца.
Пусть кошмары ползут из щели, шепчут: "милые, не успели!" Шторм осенний и в самом деле крылья длинные распростёр. Если волны терзают пристань, руку в руку - и греться быстро! В каждом сердце сверкает искра, в целой сотне - горит костёр.
Будут дружба, стихи, заброшки, ссоры, глупости - так, немножко, чтобы ни было, миг, что прожит - знаешь! - прожит тобой не зря. Мысли движутся в ритме скерцо, вера в друга - и паж и герцог, нету в мире такого сердца, что не может согреть заря.
Быть не "кем-то" - обычным парнем в сотне сказок из сотен Нарний, запах выпечки из пекарни из-под утренних смотрит штор... Сотни книжек на сотне полок, вечер весел, дождлив и колок, пей холодную Кока-колу в самый первый осенний шторм. Ходишь духом по сотне станций, в ритме капель, в безумном танце, поезд едет, вагоны мчатся, по металлу стучит металл. Слишком скучно? - мол, возит, возит?.. Напиши и в стихах и в прозе - типа, "Маленький паровозик деток в Ехо возить мечтал."
Просто так ты едва ль отыщешь тех, кто станет твоей частичкой ни в дыму обгоревших спичек, ни гаданием на Таро. Просто будет вот так вот: воют хором ветер с лихим прибоем, вдруг глядишь - вы стоите двое, после - трое и вчетвером. Утро. Город в огня оправе, против прошлых подходов, правил, ты влюбился и ты не в праве больше этого отрицать. В этом месте - хмельном, поджаром, тем, кто встречен отдашься даром... Все, кто вспыхнет в тебе пожаром, будут вечными до конца.
Пусть кошмары ползут из щели, шепчут: "милые, не успели!" Шторм осенний и в самом деле крылья длинные распростёр. Если волны терзают пристань, руку в руку - и греться быстро! В каждом сердце сверкает искра, в целой сотне - горит костёр.
Будут дружба, стихи, заброшки, ссоры, глупости - так, немножко, чтобы ни было, миг, что прожит - знаешь! - прожит тобой не зря. Мысли движутся в ритме скерцо, вера в друга - и паж и герцог, нету в мире такого сердца, что не может согреть заря.
В бабкины басни верить - (чушня, нелепо), ты повзрослел. И жизнь - это не кино.
Замок Азгар пустее иного склепа - он, говорят, был проклят давным давно - может быть, магом древности, может, Богом - важно лишь то, что в нём поселилась мгла. Жухлой травой в него заросла дорога, лес заступил его от досужих глаз. И не нашлось нигде смельчака такого, кто не страшился в замок бы тот пройти, зло победить, заклятья сломать оковы...
Время и дождь размыли к нему пути.
Прочие замки стыли и забывались, мир изменялся в беге безумных лет...
Вот Ренессанс.
Вот мир из стекла и стали, хочешь чудес - всего лишь купи билет. Вместо добра - успехи, финансы, фильмы; вместо любви - романы по новостям...
***
Где-то в ветвях запел свою песню филин, нощные звуки между стволов летят. Мальчик Асторн и девочка, скажем, Айши ночью пошли по лесу гулять вдвоём, десать, бежим, а если хоть что-то скажет, что мы не будем вместе, то мы умрём. Путь под ногами - древний, едва заметен, ветер, со дня уставший, зловеще тих...
Но... Есть ли лучше вещи на этом свете, чем в темноте вдвоём под луной идти? Но всё равно - страшнее, темнее, тише, руки - в замок; дрожащий, неверный шаг. Слёзы в глазах, не плачут - а вдруг услышат лучше вообще замолкнуть, едва дышать. Айши, не плачь - смелее, как партизанка! Мальчик, вперёд! - герой или не герой?
Ночь перед ними чертит громаду замка, кажущегося чёрной большой горой. Страшно, хоть плачь. Но вместе - намного легче... В замке темно - хоть выколи чёртов глаз. Асторн для Айши добрую сказку шепчет, Айши, дрожа ему на плечо лягла.
Утром их будит свет золотого солнца, в замке - светло и пахнет шальным былым. Айши с Асторном смотрят на лес с оконца. В нём больше нет холодный и липкой мглы.
Замок Азгар пустее иного склепа - он, говорят, был проклят давным давно - может быть, магом древности, может, Богом - важно лишь то, что в нём поселилась мгла. Жухлой травой в него заросла дорога, лес заступил его от досужих глаз. И не нашлось нигде смельчака такого, кто не страшился в замок бы тот пройти, зло победить, заклятья сломать оковы...
Время и дождь размыли к нему пути.
Прочие замки стыли и забывались, мир изменялся в беге безумных лет...
Вот Ренессанс.
Вот мир из стекла и стали, хочешь чудес - всего лишь купи билет. Вместо добра - успехи, финансы, фильмы; вместо любви - романы по новостям...
***
Где-то в ветвях запел свою песню филин, нощные звуки между стволов летят. Мальчик Асторн и девочка, скажем, Айши ночью пошли по лесу гулять вдвоём, десать, бежим, а если хоть что-то скажет, что мы не будем вместе, то мы умрём. Путь под ногами - древний, едва заметен, ветер, со дня уставший, зловеще тих...
Но... Есть ли лучше вещи на этом свете, чем в темноте вдвоём под луной идти? Но всё равно - страшнее, темнее, тише, руки - в замок; дрожащий, неверный шаг. Слёзы в глазах, не плачут - а вдруг услышат лучше вообще замолкнуть, едва дышать. Айши, не плачь - смелее, как партизанка! Мальчик, вперёд! - герой или не герой?
Ночь перед ними чертит громаду замка, кажущегося чёрной большой горой. Страшно, хоть плачь. Но вместе - намного легче... В замке темно - хоть выколи чёртов глаз. Асторн для Айши добрую сказку шепчет, Айши, дрожа ему на плечо лягла.
Утром их будит свет золотого солнца, в замке - светло и пахнет шальным былым. Айши с Асторном смотрят на лес с оконца. В нём больше нет холодный и липкой мглы.
среда, 18 сентября 2013
...Я решил, что стихи далеко не всегда следует как-то называть. Лучше просто написать что-то короткое по его поводу. Если кому-то хочется - пусть считает эту строчечку названием. ))
Розовеет рассвет - робко, тихо, совсем понемножку одевает чернильное в розовый и голубой. Лоран щурится - солнце, смеётся, бежит по дорожке, ох красивый, мерзавец, иди, погляди на него! - Эти профиль, лицо - будто спрыгнул с какой-нибудь фрески и понёсся вперёд, поднимая дорожную пыль. Он бы мог стать министром... Вот только ему интересно посидеть одному, погулять вдалеке от толпы, школа - чушь, эти цифры... Скажите, кому они надо? Пусть учёные дяди зубрят свои "плюс" и "делить".
А тем более, берег вздыхает, встречает прохладой, и по волнам, несутся, причалить спешат корабли. Сотни, сотни минут, как вода, утекают сквозь пальцы, эскадрон кораблей в океаны плывёт по холсту. Вот бы высидеть ночь - хоть разок не вернуться, остаться. Только нужно домой. Хотя Лорану лучше вот тут. Попросить бы у мамы, но чёртова двойка по праву. Ну разок - от разочка не будет большого вреда. Заночует - исправит. Конечно, конечно исправит!
Тут он смотрит - а в небе, горя, пролетает звезда.
Кто увидит звезду? Кто поверит, и, может, решится? Кто в холодную ночь прикоснётся к её хрусталю? Кто узнает, что лес в полнолуние пахнет корицей, когда листья шуршатся, играя свой радостный блюз? Лоран ходит во тьме. Воздух пахнет горелым и хвоей, сотни странных желаний, какое же выбрать из них? Может - чтобы забыли? И птицей умчаться на волю, может - чтобы корабль прямо там, у причала, возник? Лоран видит корабль, видит волны и небо над ними, ром в гремящих тавернах, простреленный пиковый туз...
Только кажется, кто-то вдали прокричал его имя - словно тонкий укол белизны разорвал пустоту.
Лоран смотрит в звезду (синий контур - как море до шторма), чует запах пиратских набитых добром сундуков. Так легко - протянись - и раздвинешь реальность, как шторы, поднимайся на борт и не нужно жалеть ни о ком... Протянись, прикоснись и замажь акварелью, что было - ну какое, скажи мне, тут может быть чувство вины? Или дуйся, плетись под горбом охлаждённого пыла или верь, что отчалив, ты сможешь вернуться иным.
Правда, мамины крики, казалось, слышны и отсюда. Братик, взгляды друзей, вечера, побережье, холсты... Выбирай между миром и сном, между жизнью и чудом, меж дорогой обратно и дверью в лихие мечты... Что же выбрать? Корабль-приключения? Маму и брата? Лоран плачет, в слезах отражается тысяча лун. Наконец он, взглянув на звезду, развернулся обратно. И она опустев, превратилась в холодный валун.
***
Меж деревьев волнами летают следы звёздоцвета, Лоран смотрит назад - только темень - хоть выколи глаз! "Интересно, когда-либо буду жалеть я об этом?"
Сам себе отвечает:
"Наверное. Но не сейчас."
Розовеет рассвет - робко, тихо, совсем понемножку одевает чернильное в розовый и голубой. Лоран щурится - солнце, смеётся, бежит по дорожке, ох красивый, мерзавец, иди, погляди на него! - Эти профиль, лицо - будто спрыгнул с какой-нибудь фрески и понёсся вперёд, поднимая дорожную пыль. Он бы мог стать министром... Вот только ему интересно посидеть одному, погулять вдалеке от толпы, школа - чушь, эти цифры... Скажите, кому они надо? Пусть учёные дяди зубрят свои "плюс" и "делить".
А тем более, берег вздыхает, встречает прохладой, и по волнам, несутся, причалить спешат корабли. Сотни, сотни минут, как вода, утекают сквозь пальцы, эскадрон кораблей в океаны плывёт по холсту. Вот бы высидеть ночь - хоть разок не вернуться, остаться. Только нужно домой. Хотя Лорану лучше вот тут. Попросить бы у мамы, но чёртова двойка по праву. Ну разок - от разочка не будет большого вреда. Заночует - исправит. Конечно, конечно исправит!
Тут он смотрит - а в небе, горя, пролетает звезда.
Кто увидит звезду? Кто поверит, и, может, решится? Кто в холодную ночь прикоснётся к её хрусталю? Кто узнает, что лес в полнолуние пахнет корицей, когда листья шуршатся, играя свой радостный блюз? Лоран ходит во тьме. Воздух пахнет горелым и хвоей, сотни странных желаний, какое же выбрать из них? Может - чтобы забыли? И птицей умчаться на волю, может - чтобы корабль прямо там, у причала, возник? Лоран видит корабль, видит волны и небо над ними, ром в гремящих тавернах, простреленный пиковый туз...
Только кажется, кто-то вдали прокричал его имя - словно тонкий укол белизны разорвал пустоту.
Лоран смотрит в звезду (синий контур - как море до шторма), чует запах пиратских набитых добром сундуков. Так легко - протянись - и раздвинешь реальность, как шторы, поднимайся на борт и не нужно жалеть ни о ком... Протянись, прикоснись и замажь акварелью, что было - ну какое, скажи мне, тут может быть чувство вины? Или дуйся, плетись под горбом охлаждённого пыла или верь, что отчалив, ты сможешь вернуться иным.
Правда, мамины крики, казалось, слышны и отсюда. Братик, взгляды друзей, вечера, побережье, холсты... Выбирай между миром и сном, между жизнью и чудом, меж дорогой обратно и дверью в лихие мечты... Что же выбрать? Корабль-приключения? Маму и брата? Лоран плачет, в слезах отражается тысяча лун. Наконец он, взглянув на звезду, развернулся обратно. И она опустев, превратилась в холодный валун.
***
Меж деревьев волнами летают следы звёздоцвета, Лоран смотрит назад - только темень - хоть выколи глаз! "Интересно, когда-либо буду жалеть я об этом?"
Сам себе отвечает:
"Наверное. Но не сейчас."
суббота, 14 сентября 2013
Последний шанс
дождит, хоть сдохни, нелётный вечер, имеешь крылья - иди пешком... ты правда думаешь, я отвечу? ты правда веришь, что так легко, забыть, что было, принять, что будет и доверяться и доверять, ты забываешь, что все мы люди, а ты относишься, как к зверям. на дне песчаном - темно и пусто, а в нашем городе - дождь стеной, какие веры, какие чувства, ты не способен побыть со мной хотя бы честным, хотя бы парнем, что попытался хоть раз понять... и если встретимся (что едва ли) - не в этом мире, прости меня
***
когда нет слов - притворяйся мимом, когда нет ног - позови такси, не так уж это невыносимо. чтоб просто взять и не выносить.
***
идёшь, как кукла, живёшь, как в коме, и веришь - дескать, дела судьбы: всё то, что может не быть знакомым вовсю старается им не быть - "мы вас не знаем", смешно, покато и хрен тут выйдешь из столбняка - как будто прибыл на день куда-то, а сам приехал издалека. на небе - раны, скрипит и валит и кровь на землю течёт из ран, и будто слышал - кричат, позвали... куда идти, если всё - обман? в двухцветной куртке, в очках "плюс восемь", в помятых кедах и с рюкзаком. давайте нафиг мы вас попросим, чтоб вы не вспомнили ни о ком.
шумят машины, скрипят колёса, на небе - признаки темноты, повсюду струями льётся осень на бронированные зонты. перрон немеет, темнеет рано, танцуют листья в слепом дожде. И тот глядит на меня с экрана, кого не встретил бы я нигде. билеты в поезд, рюкзак и книга; перилла, ветер - на посошок, холодный вечер, давай, шепни-ка, что дальше всё будет хорошо. по шевелюре кнутами - струи, на сердце - храброе "ну и пусть", решил же, парень - что хоть умру я, но обязательно доберусь.
несётся поезд, вода в кармане, пакетик чипсов - и до зари. и что, скажи, тебя дальше тянет? а ладно, лучше не говори. ужасно жарко, опять не спится, на сердце - тысяча звонких струн, нахлынет память: над морем птицы кричат, что я неумелый врун, что вру себе; проложив фарватер, учесть все тонкости не смогу, того с избытком, того не хватит, а то осталось на берегу, я - однорукий в вопросах пассий, такая уж у меня душа...
но я прошу, как четвертоклассник свой самый-самый последний шанс.
мы будем рядом, всё ближе, ближе, а если хочешь спросить "как так" - взгляни, как небо рассветом лижет, как рядом бьются два сердца в такт. какие камни на дне песчаном, какие встречи в других мирах? я где-то ночью к тебе отчалил, а значит, встретимся до утра, я знаю - видеть не хочешь... ну же, давай, парнишка, не раскисай, ты сам решил, что тебе он нужен, ты сам уверовал в чудеса. и что-то в сердце поверить хочет, рассвет, как флаги, простёр лучи. что тебя тянет? скажи - и громче, а если смелый - то прокричи.
скупое утро, из старых фабрик спирали дыма взмывают ввысь, в витрине, в телеке старый падре вещает радостно: подружись, влюбись, как самый последний мальчик, влюбись, как в самый последний раз, и если влюбишься, это значит, что дело Господу есть до нас, а боль разлук и потери - ложь всё и дым на фоне твоей любви... уйдёшь одним и другим вернёшься и это даже не удивит - в любое место, в любое время, во всё, упущенное в былом, наш мир не может быть занят всеми, но всем он может дарить тепло.
перрон вещает, светает рано, кошмары прошлого - пустяки.
и тот, глядевший тогда с экрана - вот он, не бойся, коснись руки. летите вместе - а как иначе, из окон реками льётся джаз, вы оба знаете - это значит, что дело Господу есть но нас.
***
на горизонте горит и воет, спешат отчаливать поезда,
сожму в пригоршне,
возьму с собою
и никому
тебя
не
отдам
дождит, хоть сдохни, нелётный вечер, имеешь крылья - иди пешком... ты правда думаешь, я отвечу? ты правда веришь, что так легко, забыть, что было, принять, что будет и доверяться и доверять, ты забываешь, что все мы люди, а ты относишься, как к зверям. на дне песчаном - темно и пусто, а в нашем городе - дождь стеной, какие веры, какие чувства, ты не способен побыть со мной хотя бы честным, хотя бы парнем, что попытался хоть раз понять... и если встретимся (что едва ли) - не в этом мире, прости меня
***
когда нет слов - притворяйся мимом, когда нет ног - позови такси, не так уж это невыносимо. чтоб просто взять и не выносить.
***
идёшь, как кукла, живёшь, как в коме, и веришь - дескать, дела судьбы: всё то, что может не быть знакомым вовсю старается им не быть - "мы вас не знаем", смешно, покато и хрен тут выйдешь из столбняка - как будто прибыл на день куда-то, а сам приехал издалека. на небе - раны, скрипит и валит и кровь на землю течёт из ран, и будто слышал - кричат, позвали... куда идти, если всё - обман? в двухцветной куртке, в очках "плюс восемь", в помятых кедах и с рюкзаком. давайте нафиг мы вас попросим, чтоб вы не вспомнили ни о ком.
шумят машины, скрипят колёса, на небе - признаки темноты, повсюду струями льётся осень на бронированные зонты. перрон немеет, темнеет рано, танцуют листья в слепом дожде. И тот глядит на меня с экрана, кого не встретил бы я нигде. билеты в поезд, рюкзак и книга; перилла, ветер - на посошок, холодный вечер, давай, шепни-ка, что дальше всё будет хорошо. по шевелюре кнутами - струи, на сердце - храброе "ну и пусть", решил же, парень - что хоть умру я, но обязательно доберусь.
несётся поезд, вода в кармане, пакетик чипсов - и до зари. и что, скажи, тебя дальше тянет? а ладно, лучше не говори. ужасно жарко, опять не спится, на сердце - тысяча звонких струн, нахлынет память: над морем птицы кричат, что я неумелый врун, что вру себе; проложив фарватер, учесть все тонкости не смогу, того с избытком, того не хватит, а то осталось на берегу, я - однорукий в вопросах пассий, такая уж у меня душа...
но я прошу, как четвертоклассник свой самый-самый последний шанс.
мы будем рядом, всё ближе, ближе, а если хочешь спросить "как так" - взгляни, как небо рассветом лижет, как рядом бьются два сердца в такт. какие камни на дне песчаном, какие встречи в других мирах? я где-то ночью к тебе отчалил, а значит, встретимся до утра, я знаю - видеть не хочешь... ну же, давай, парнишка, не раскисай, ты сам решил, что тебе он нужен, ты сам уверовал в чудеса. и что-то в сердце поверить хочет, рассвет, как флаги, простёр лучи. что тебя тянет? скажи - и громче, а если смелый - то прокричи.
скупое утро, из старых фабрик спирали дыма взмывают ввысь, в витрине, в телеке старый падре вещает радостно: подружись, влюбись, как самый последний мальчик, влюбись, как в самый последний раз, и если влюбишься, это значит, что дело Господу есть до нас, а боль разлук и потери - ложь всё и дым на фоне твоей любви... уйдёшь одним и другим вернёшься и это даже не удивит - в любое место, в любое время, во всё, упущенное в былом, наш мир не может быть занят всеми, но всем он может дарить тепло.
перрон вещает, светает рано, кошмары прошлого - пустяки.
и тот, глядевший тогда с экрана - вот он, не бойся, коснись руки. летите вместе - а как иначе, из окон реками льётся джаз, вы оба знаете - это значит, что дело Господу есть но нас.
***
на горизонте горит и воет, спешат отчаливать поезда,
сожму в пригоршне,
возьму с собою
и никому
тебя
не
отдам
суббота, 07 сентября 2013
Сайлент-Хилл в каждом из нас
Не бывает окОн, заколоченных навсегда - а на время - пожалуйста, хоть на века и больше, начертает мне путь звезда. Так она ж - звезда, замутняет глаза мне боль, так она ведь - боль же. Тихий Город уснул, покосившись, как старый кедр, под студёнистым маревом смога бродили тени, тени - злые посланники гадких и мокрых недр, или вечные узники улиц хитросплетений. Тени шепчут стихи и глядят в заоконный мрак - если кто-то и выживет - будет навеки заклят, если очень силён - то сразись и дождись утра, если будешь счастливчиком - сможешь дожить до завтра.
На железном органе холодных и мрачных труб где-то там, глубоко, под десятками метров шлака, отбивает ноктюрны безмолвный и страшный труп, потому что он слишком давно разучился плакать. Цепенеют вверху облака и плывут к земле, из холодной воды становясь почерневшей сажей. Сколько мы здесь? Полгода? Или, может десяток лет? Как бы ты не кричал - всё равно ведь никто не скажет.
Если хочешь войти в этот дом - то входи, не стой, если тянет - тянись, не противься железной воле, только дом-то - пустой, он ведь - дом, потому пустой, только горе осталось. Ну правильно - это горе. Это горе - как небыль. И сотни теней вокруг, завиваясь спиралями, реют куда-то выше, положи арбалет, ты не сможешь дойти, мой друг, слишком многие умерли тут и ты это слышал. На "один" или "ноль" - захлебнувшись в золе во сне, а на прочие большие - от пустоты и влаги, это злая судьба, если хочешь поспорить с ней, то готовься к тому что ты выйдешь с белёсым флагом.
Ты идёшь, как герой, молчаливый, но заводной, по разваленным улицам в вязком дыму по пояс, ты привык не считаться с доставшим "а что со мной?", выводить не желаешь ты панику из запоя, не желаешь молчать, но желаешь идти и жить, не подросток-бродяжничек, а ну совсем Айвенго, ты шагаешь на "два", а на "три" - со всех ног бежишь, а на прочие бОльшие - вспархиваешь, как тенгу. Подожди до зари, а, гляди - вот она, заря, расправляет над небом на флаге янтарном "хватит", если тут, среди мусорных куч, ты поверишь "зря", то пойми, тебя сразу же за ногу что-то схватит. Продирайся, как воин на последней своей войне, здесь не ждут у стены, как драгдиллеров беспризорник, здесь позорно не стать хоть немножечко, но сильней... А хотя, изменения, видно, в разы позорней. Если как-то ты здесь - то плетёшься побит, устал, по завязанным в узел кошмарам из детских сказок, ты не стал сильнее, ты и вовсе никем не стал, для того чтобы кем-то быть, ты невозможно разный.
Каждый морок и страх, из шкатулки, как на заказ - напугает до ужаса, сгонит под одеяло, не подумать о тьме, не раскрыть бы случайно глаз, я и так еле двигаюсь, времени очень мало. Мёртвый кот из окна - точно мой, хоронил я сам, разбиваются капли - в дожде я бежал от своры. Я увидел свой дом - точно, помню, я стих писал, а тем временем в нижние окна забрались воры - это ночь беготни, блеска ножиков, сигарет, и ударов в артериях - двести - любому хватит, хочешь спрятаться шкаф, но ты помнишь - в шкафу скелет, он скребётся и дышит, пока ты лежишь в кровати. Вот могила с цветком - там, я помню, пропала мать, вот отцовская жаркая битва в Афганистане...
Если сможешь мечтать, сможешь верить и понимать, эта вера, наверное, чем-нибудь большим станет, и закружит на "шесть", а на "семь" понесёт вперёд, успокоит, согреет и даст тебе меч и латы... Чтобы рыцарем быть - как Айвенго и Ланселот, нужно бегать без ног и летать, но не быть крылатым.
Каждый день проходя через город, сожми кулак и, дрожа от бесстрашия, бейся с могучей силой.
Если сможешь поверить,
в себе накопить тепла,
то однажды ты справишься с собственным
Сайлент-Хиллом.
Не бывает окОн, заколоченных навсегда - а на время - пожалуйста, хоть на века и больше, начертает мне путь звезда. Так она ж - звезда, замутняет глаза мне боль, так она ведь - боль же. Тихий Город уснул, покосившись, как старый кедр, под студёнистым маревом смога бродили тени, тени - злые посланники гадких и мокрых недр, или вечные узники улиц хитросплетений. Тени шепчут стихи и глядят в заоконный мрак - если кто-то и выживет - будет навеки заклят, если очень силён - то сразись и дождись утра, если будешь счастливчиком - сможешь дожить до завтра.
На железном органе холодных и мрачных труб где-то там, глубоко, под десятками метров шлака, отбивает ноктюрны безмолвный и страшный труп, потому что он слишком давно разучился плакать. Цепенеют вверху облака и плывут к земле, из холодной воды становясь почерневшей сажей. Сколько мы здесь? Полгода? Или, может десяток лет? Как бы ты не кричал - всё равно ведь никто не скажет.
Если хочешь войти в этот дом - то входи, не стой, если тянет - тянись, не противься железной воле, только дом-то - пустой, он ведь - дом, потому пустой, только горе осталось. Ну правильно - это горе. Это горе - как небыль. И сотни теней вокруг, завиваясь спиралями, реют куда-то выше, положи арбалет, ты не сможешь дойти, мой друг, слишком многие умерли тут и ты это слышал. На "один" или "ноль" - захлебнувшись в золе во сне, а на прочие большие - от пустоты и влаги, это злая судьба, если хочешь поспорить с ней, то готовься к тому что ты выйдешь с белёсым флагом.
Ты идёшь, как герой, молчаливый, но заводной, по разваленным улицам в вязком дыму по пояс, ты привык не считаться с доставшим "а что со мной?", выводить не желаешь ты панику из запоя, не желаешь молчать, но желаешь идти и жить, не подросток-бродяжничек, а ну совсем Айвенго, ты шагаешь на "два", а на "три" - со всех ног бежишь, а на прочие бОльшие - вспархиваешь, как тенгу. Подожди до зари, а, гляди - вот она, заря, расправляет над небом на флаге янтарном "хватит", если тут, среди мусорных куч, ты поверишь "зря", то пойми, тебя сразу же за ногу что-то схватит. Продирайся, как воин на последней своей войне, здесь не ждут у стены, как драгдиллеров беспризорник, здесь позорно не стать хоть немножечко, но сильней... А хотя, изменения, видно, в разы позорней. Если как-то ты здесь - то плетёшься побит, устал, по завязанным в узел кошмарам из детских сказок, ты не стал сильнее, ты и вовсе никем не стал, для того чтобы кем-то быть, ты невозможно разный.
Каждый морок и страх, из шкатулки, как на заказ - напугает до ужаса, сгонит под одеяло, не подумать о тьме, не раскрыть бы случайно глаз, я и так еле двигаюсь, времени очень мало. Мёртвый кот из окна - точно мой, хоронил я сам, разбиваются капли - в дожде я бежал от своры. Я увидел свой дом - точно, помню, я стих писал, а тем временем в нижние окна забрались воры - это ночь беготни, блеска ножиков, сигарет, и ударов в артериях - двести - любому хватит, хочешь спрятаться шкаф, но ты помнишь - в шкафу скелет, он скребётся и дышит, пока ты лежишь в кровати. Вот могила с цветком - там, я помню, пропала мать, вот отцовская жаркая битва в Афганистане...
Если сможешь мечтать, сможешь верить и понимать, эта вера, наверное, чем-нибудь большим станет, и закружит на "шесть", а на "семь" понесёт вперёд, успокоит, согреет и даст тебе меч и латы... Чтобы рыцарем быть - как Айвенго и Ланселот, нужно бегать без ног и летать, но не быть крылатым.
Каждый день проходя через город, сожми кулак и, дрожа от бесстрашия, бейся с могучей силой.
Если сможешь поверить,
в себе накопить тепла,
то однажды ты справишься с собственным
Сайлент-Хиллом.
пятница, 06 сентября 2013
В сгоревших книгах много легенд и баек, порой таких, что хочется в них попасть, не верь, когда голодное "не бывает" над головой твоей раскрывает пасть. Я знаю, учат - сказки - всего лишь сказки, а чудеса - лишь ленточки изо рта. Порой сюжет и вправду смешон, затаскан, но всё равно их хочется прочитать. Сейчас, когда взросление атакует, мол, в мире нету места твоим мечтам,
я расскажу, мой мальчик, одну такую,
что ты и сам окажешься
где-то там.
***
Жила девчушка, кажется, звали Кимми, светла, как степь, как утренняя пыльца, ей по закону дали такое имя - по воле умирающего отца. Фрейлины, двор и множество странных сУет, корона, власть - а нужно ли ей? Едва. В свои покоях ночью она танцует, смеётся, верит, радуется - жива! Жива, как ветер, тянущий небом тучи, как зов волков под полной луной вверху, как первый лучик, робкий, несмелый лучик, за разом раз сверкающий на меху, смешна, как слово, сказанное дриадой и горяча, как зовы других миров. И эта власть, придворные - ей не надо, в шестнадцать лет всем нужно одно - любовь. Но кто поймёт? Ведь "это ваш долг" - и всё тут, она сбежит - и я бы сбежал, о да, я даже вижу то, как она несётся, а ветер вслед бежит по её следам. Лукавый мир качает в незримой люльке, куда бежать - ведь это со всех сторон, гулякам - да, любовь, перегоны, гульки, принцессам же - придворные, власть и трон. Но только что-то жарит и тянет снова, поймав тебя в сверкающее лассо, "ты убежишь, ты скажешь всего лишь слово и оно станет тысячей голосов." Любовь - когда какой-то могучий кто-то уверит в том, что в мире ты не одна...
...Шумы лесов и запахи старых гротов, прекрасный вид из замкового окна, огни таверн и гвалт городов портовых, прогулки в лабиринтах из камыша - всё это значит то что теперь готова - и мир в руках - горящий всецветьем шар. И Кимми реет в счастья лихой упряжке, да, молода - всё, видимо, впереди, она кричит - мол, скоро узнает каждый о том, что зреет светом в её груди. По венам - ток. По миру - как в колыбели, а мир, как мать, качает туда-сюда. Мне говорили - милая, повзрослеешь, но я ещё безумна и молода, ведь каждый миг прочувствован, прожит, вобран, отложен в недалёкие закрома. Любовь порой похожа на крюк под рёбра - несёт вперёд, не спрашивая, сама, а ты, смотри, послушная и не ропщешь и не боишься правды в конце пути. Пока не встретишь - это не важно, в общем - ведь тот, кто ищет - сможет всегда найти.
Вот только годы - прыткие - не поспеешь, пускают свет под скуки шипастый пресс, взлетают выше самой высокой реи, летя быстрее самых шальных принцесс. Твой мир тебе - тюремщик и надзиратель. Не хорошо. Не плохо. Совсем никак. Под дых ударит то, что простому "хватит" не хватит сил развеять внезапный мрак. И Кимми знает - лучше совсем без плача, ведь всё и так ужасно - не говори. Она летит... - хотя и совсем иначе - как мотылёк на первый пожар зари. И эти мысли - мол, не найдётся милый, ни здесь ни даже где-то в других мирах. Вот, ты проснёшься - зал, а вокруг фрейлины за сотней масок прячут твой главный страх. Под кожей скрипнет "я говорил" невинно, мол, не найдёшь ты радости на пути... И что-то, рухнув, стащит во мглу лавиной любой огонь, набравшийся сил светить.
Закат темнеет и опадает пеплом, а Кимми движет... "Сколько ещё брести? Когда во тьме откроются двери Пекла, когда в себя затащит бессменный Стикс?" Её вперёд толкает чуждая сила, и где-то там, за разумом говорит про то, что всё, что раньше внутри светило утопит в Лете бог полумглы Аид. Беги в миры, где нету ни зла, ни страха, где мир - как брат, всегда подаёт плечо и даже в миг, когда ты уже на плахе, тебя туда, в рассветный пожар влечёт. И говорит, что ты не забыта всеми и поучает, словно ребёнка - мать: Любви всегда есть место, и важно время, а до поры, хоть лопни, не отыскать. И снова бег с мечтами о мире новом, глаза блестят, как камни на берегу. А чудесам порою хватает слова... И даже меньше - веры, что "я смогу".
И чуждый мир поймает в свои ладони милаху-Ким, играющую в листве...
Тесьма дорог, свиваясь в узор драконий, ведёт её в горящий огнём рассвет.
***
Такая сказка - нравится, парень? Правда? Смотри, она, быть может, не так проста - ведь чудеса случаются где-то рядом, для всех может пепел страниц листать, расти большой, де думай о зле и бедах, взрослей, не бойся, это - не приговор. И помни всё, о чём я тебе поведал, ведь чудеса случаются до сих пор. На сто страниц и тысячу глупых сказок, за чью реальность ты и гроша не дашь, есть те, в какие сердцем поверишь сразу - ведь "чуждым миром", знаешь, мог быть и наш.
А сказки, знаешь, были всегда такими - сквозь мир тянулись, словно чудная нить.
Идя по парку, встретит мальчишка Кимми...
И поцелует, что уж греха таить?
я расскажу, мой мальчик, одну такую,
что ты и сам окажешься
где-то там.
***
Жила девчушка, кажется, звали Кимми, светла, как степь, как утренняя пыльца, ей по закону дали такое имя - по воле умирающего отца. Фрейлины, двор и множество странных сУет, корона, власть - а нужно ли ей? Едва. В свои покоях ночью она танцует, смеётся, верит, радуется - жива! Жива, как ветер, тянущий небом тучи, как зов волков под полной луной вверху, как первый лучик, робкий, несмелый лучик, за разом раз сверкающий на меху, смешна, как слово, сказанное дриадой и горяча, как зовы других миров. И эта власть, придворные - ей не надо, в шестнадцать лет всем нужно одно - любовь. Но кто поймёт? Ведь "это ваш долг" - и всё тут, она сбежит - и я бы сбежал, о да, я даже вижу то, как она несётся, а ветер вслед бежит по её следам. Лукавый мир качает в незримой люльке, куда бежать - ведь это со всех сторон, гулякам - да, любовь, перегоны, гульки, принцессам же - придворные, власть и трон. Но только что-то жарит и тянет снова, поймав тебя в сверкающее лассо, "ты убежишь, ты скажешь всего лишь слово и оно станет тысячей голосов." Любовь - когда какой-то могучий кто-то уверит в том, что в мире ты не одна...
...Шумы лесов и запахи старых гротов, прекрасный вид из замкового окна, огни таверн и гвалт городов портовых, прогулки в лабиринтах из камыша - всё это значит то что теперь готова - и мир в руках - горящий всецветьем шар. И Кимми реет в счастья лихой упряжке, да, молода - всё, видимо, впереди, она кричит - мол, скоро узнает каждый о том, что зреет светом в её груди. По венам - ток. По миру - как в колыбели, а мир, как мать, качает туда-сюда. Мне говорили - милая, повзрослеешь, но я ещё безумна и молода, ведь каждый миг прочувствован, прожит, вобран, отложен в недалёкие закрома. Любовь порой похожа на крюк под рёбра - несёт вперёд, не спрашивая, сама, а ты, смотри, послушная и не ропщешь и не боишься правды в конце пути. Пока не встретишь - это не важно, в общем - ведь тот, кто ищет - сможет всегда найти.
Вот только годы - прыткие - не поспеешь, пускают свет под скуки шипастый пресс, взлетают выше самой высокой реи, летя быстрее самых шальных принцесс. Твой мир тебе - тюремщик и надзиратель. Не хорошо. Не плохо. Совсем никак. Под дых ударит то, что простому "хватит" не хватит сил развеять внезапный мрак. И Кимми знает - лучше совсем без плача, ведь всё и так ужасно - не говори. Она летит... - хотя и совсем иначе - как мотылёк на первый пожар зари. И эти мысли - мол, не найдётся милый, ни здесь ни даже где-то в других мирах. Вот, ты проснёшься - зал, а вокруг фрейлины за сотней масок прячут твой главный страх. Под кожей скрипнет "я говорил" невинно, мол, не найдёшь ты радости на пути... И что-то, рухнув, стащит во мглу лавиной любой огонь, набравшийся сил светить.
Закат темнеет и опадает пеплом, а Кимми движет... "Сколько ещё брести? Когда во тьме откроются двери Пекла, когда в себя затащит бессменный Стикс?" Её вперёд толкает чуждая сила, и где-то там, за разумом говорит про то, что всё, что раньше внутри светило утопит в Лете бог полумглы Аид. Беги в миры, где нету ни зла, ни страха, где мир - как брат, всегда подаёт плечо и даже в миг, когда ты уже на плахе, тебя туда, в рассветный пожар влечёт. И говорит, что ты не забыта всеми и поучает, словно ребёнка - мать: Любви всегда есть место, и важно время, а до поры, хоть лопни, не отыскать. И снова бег с мечтами о мире новом, глаза блестят, как камни на берегу. А чудесам порою хватает слова... И даже меньше - веры, что "я смогу".
И чуждый мир поймает в свои ладони милаху-Ким, играющую в листве...
Тесьма дорог, свиваясь в узор драконий, ведёт её в горящий огнём рассвет.
***
Такая сказка - нравится, парень? Правда? Смотри, она, быть может, не так проста - ведь чудеса случаются где-то рядом, для всех может пепел страниц листать, расти большой, де думай о зле и бедах, взрослей, не бойся, это - не приговор. И помни всё, о чём я тебе поведал, ведь чудеса случаются до сих пор. На сто страниц и тысячу глупых сказок, за чью реальность ты и гроша не дашь, есть те, в какие сердцем поверишь сразу - ведь "чуждым миром", знаешь, мог быть и наш.
А сказки, знаешь, были всегда такими - сквозь мир тянулись, словно чудная нить.
Идя по парку, встретит мальчишка Кимми...
И поцелует, что уж греха таить?
среда, 04 сентября 2013
Вот Явный Санта, вам это любой расскажет, живёт в морозе, скрипучем, живом и колком, в летящих санках, в оленьей лихой упряжке, в огнях игрушек, висящих на пышных ёлках, в огне каминов, горящих в домах в сочельник, в горах подарков для лучших детей на свете, живёт он в пляске безумных огней вечерних, и этим светом он всем обречённым светит. Прогонит страхи, уложит в кровать, укроет гудящим снегом и шелестом старых сказок и ты забудешь про жуткое и дурное, и станет тихо и очень спокойно сразу. Холодный ветер качает сухие ветви, скрипят поводья, по небу несутся сани...
Вот, Явный Санта приходит с парадом бедствий, но в то же время - с уютом и чудесами.
А Тайный Санта приходит гораздо реже, идёт неслышно, подарков не оставляет, он видит горечь, которая сердце режет, во всех он чует утаенные печали. Он есть в "спасибо" за год, проведённый вместе, он есть в улыбках друзей на пустых балконах, во всём хорошем, которое каждый вместит и в вере в чудо, имеющей мощь закона. Когда Камиро предложит встречаться Менни, он будет рядом - смотреть, как горят обиды. Он тот, кто шепчет "не бойся, проси прощенья, она же мама и точно простит - увидишь." Он будет в пачке конфет, принесённых Ликой свой любимой учительнице по праву.
Вот, Тайный Санта - непонятый, многоликий. Но те кто верит, что добрый он, в общем, правы.
***
Летят снежинки с сухим, неприятным хрустом и опадают на старый, холодный камень. Самайну страшно - на площади очень пусто, Самайн продрог и едва шевелит ногами. Самайн замёрзший, одетый в одну дублёнку, дрожит и плачет, но всё же шагает молча. В руках - дрожащий, мяукающий котёнок, Самайн зверушку от холода спрятать хочет. От света окон Самайну хотелось плакать, от звуков смеха - забраться к себе в подсобку. Другим - уют, а Самайну - ладонь и паперть, "подайте, люди" просить у прохожих робко. Самайн бы бросил зверька и забился в угол, бежал, забывший про боли замёрзшей кожи.
Но разве можно вот так вот оставить друга? Котёнку вряд ли хоть кто-то ещё поможет.
(Самайн не видит мужчину в костюме строгом. Струится следом, как будто бы чёрный ветер, несётся тенью за мальчиком по дороге. Что он такое? А кто бы тебе ответил? Он смотрит прямо, улыбчив, сосредоточен, в его ладонях - ключи и тугая лента - как будто кто-то отрезал кусочек ночи и вечно светит горячее солнце где-то. )
В подсобке тихо, тепло и воняет гарью, Самайн свернулся клубочком на тряпок груде, котёнку шепчет: "Ну что? Ты живой, хоть парень?" А сам подумал: "а что с нами дальше будет? Что будет если еды в холода не хватит? А если котик заразится чем-то страшным?"
Самайн заплакал и сжался в своей кровати, котёнок рядом уткнулся...
***
Часы на башне
пробили десять и вьюга сильнее стала, а крошка снега покрасила город в белый.
Камилло нужно поверить, что он - из стали. Камилло хочет подумать, что очень смелый. Отец, конечно, опять в своих странах жарких на две недели, а может на целый месяц. Опять тоскливо... Да к чёрту еду, подарки, да к чёрту это! Не нужно сидеть на месте! Камилло смелый - действительно, без подвоха, бежит сквозь холод, вздымая снежинки к верху, он вроде весел, но нет, ему очень плохо, он просто хочет, чтоб папа к нему приехал.
(Чудак в кричащем багровом костюме смотрит с высоких крыш на мальчонку в зелёной шапке, в руках сверкает брошюра "The Christmas Story", чудак смеётся, стоит на антенне шаткой. Розовощёкий, кудрявый и красноносый с мешком огромным - немного подобных было. Он, веришь, знает, ответы на все вопросы. Но интересен сейчас ему лишь Камилло. )
Снежинки пляшут, ложатся на землю тонко. Ужасный холод - аж впрямь замирает сердце.
...Камилло видит - а вроде бы дверь... Котомка? Камилло очень желает зайти погреться.
***
Самайн хороший, он добрый и светлый парень, несчастный очень, но это едва ли важно? Он стоит жизни, хорошего друга, пары, готов не трусить, быть искренним и отважным. Ты и не думал оставить в беде зверушку, хотя и понял, что можешь погибнуть сам-то.
Я - Тайный Санта. Я страхи твои разрушу ведь ты отчасти умеешь быть Явным Сантой.
Таких, как этот на свете и впрямь немного, пускай он будет иметь и семью и друга.
Поспи спокойно. Я смою твои тревоги.
И чёрный некто исчез с молоточным стуком.
Камилло странный, но честный и милый мальчик, любящий вьюги, поющий в церковном хоре. Отец семейства, я вижу, всё дальше, дальше... Не трусь, Камилло. Я знаю - вернётся скоро. Я вижу - в сердце горит доброта пожаром, ты очень сильно мечтаешь помочь Самайну.
Поспи спокойно. Прими от меня подарок.
Я - Явный Санта. А ты будешь Сантой Тайным.
***
Что было после - ну как описать такое? Вопросы, слёзы, признания, смех до неба.
Несутся двое, снежинки им в лица колют
Отец приедет (сюрприз!), где бы раньше не был.
Котёнок выжил, сейчас он лакает с блюдца,
Самайн находит семью и, конечно, друга.
Снежинки в вихре безудержно вдаль несутся, а значит завтра захочет молчать округа.
Вот, Явный Санта приходит с парадом бедствий, но в то же время - с уютом и чудесами.
А Тайный Санта приходит гораздо реже, идёт неслышно, подарков не оставляет, он видит горечь, которая сердце режет, во всех он чует утаенные печали. Он есть в "спасибо" за год, проведённый вместе, он есть в улыбках друзей на пустых балконах, во всём хорошем, которое каждый вместит и в вере в чудо, имеющей мощь закона. Когда Камиро предложит встречаться Менни, он будет рядом - смотреть, как горят обиды. Он тот, кто шепчет "не бойся, проси прощенья, она же мама и точно простит - увидишь." Он будет в пачке конфет, принесённых Ликой свой любимой учительнице по праву.
Вот, Тайный Санта - непонятый, многоликий. Но те кто верит, что добрый он, в общем, правы.
***
Летят снежинки с сухим, неприятным хрустом и опадают на старый, холодный камень. Самайну страшно - на площади очень пусто, Самайн продрог и едва шевелит ногами. Самайн замёрзший, одетый в одну дублёнку, дрожит и плачет, но всё же шагает молча. В руках - дрожащий, мяукающий котёнок, Самайн зверушку от холода спрятать хочет. От света окон Самайну хотелось плакать, от звуков смеха - забраться к себе в подсобку. Другим - уют, а Самайну - ладонь и паперть, "подайте, люди" просить у прохожих робко. Самайн бы бросил зверька и забился в угол, бежал, забывший про боли замёрзшей кожи.
Но разве можно вот так вот оставить друга? Котёнку вряд ли хоть кто-то ещё поможет.
(Самайн не видит мужчину в костюме строгом. Струится следом, как будто бы чёрный ветер, несётся тенью за мальчиком по дороге. Что он такое? А кто бы тебе ответил? Он смотрит прямо, улыбчив, сосредоточен, в его ладонях - ключи и тугая лента - как будто кто-то отрезал кусочек ночи и вечно светит горячее солнце где-то. )
В подсобке тихо, тепло и воняет гарью, Самайн свернулся клубочком на тряпок груде, котёнку шепчет: "Ну что? Ты живой, хоть парень?" А сам подумал: "а что с нами дальше будет? Что будет если еды в холода не хватит? А если котик заразится чем-то страшным?"
Самайн заплакал и сжался в своей кровати, котёнок рядом уткнулся...
***
Часы на башне
пробили десять и вьюга сильнее стала, а крошка снега покрасила город в белый.
Камилло нужно поверить, что он - из стали. Камилло хочет подумать, что очень смелый. Отец, конечно, опять в своих странах жарких на две недели, а может на целый месяц. Опять тоскливо... Да к чёрту еду, подарки, да к чёрту это! Не нужно сидеть на месте! Камилло смелый - действительно, без подвоха, бежит сквозь холод, вздымая снежинки к верху, он вроде весел, но нет, ему очень плохо, он просто хочет, чтоб папа к нему приехал.
(Чудак в кричащем багровом костюме смотрит с высоких крыш на мальчонку в зелёной шапке, в руках сверкает брошюра "The Christmas Story", чудак смеётся, стоит на антенне шаткой. Розовощёкий, кудрявый и красноносый с мешком огромным - немного подобных было. Он, веришь, знает, ответы на все вопросы. Но интересен сейчас ему лишь Камилло. )
Снежинки пляшут, ложатся на землю тонко. Ужасный холод - аж впрямь замирает сердце.
...Камилло видит - а вроде бы дверь... Котомка? Камилло очень желает зайти погреться.
***
Самайн хороший, он добрый и светлый парень, несчастный очень, но это едва ли важно? Он стоит жизни, хорошего друга, пары, готов не трусить, быть искренним и отважным. Ты и не думал оставить в беде зверушку, хотя и понял, что можешь погибнуть сам-то.
Я - Тайный Санта. Я страхи твои разрушу ведь ты отчасти умеешь быть Явным Сантой.
Таких, как этот на свете и впрямь немного, пускай он будет иметь и семью и друга.
Поспи спокойно. Я смою твои тревоги.
И чёрный некто исчез с молоточным стуком.
Камилло странный, но честный и милый мальчик, любящий вьюги, поющий в церковном хоре. Отец семейства, я вижу, всё дальше, дальше... Не трусь, Камилло. Я знаю - вернётся скоро. Я вижу - в сердце горит доброта пожаром, ты очень сильно мечтаешь помочь Самайну.
Поспи спокойно. Прими от меня подарок.
Я - Явный Санта. А ты будешь Сантой Тайным.
***
Что было после - ну как описать такое? Вопросы, слёзы, признания, смех до неба.
Несутся двое, снежинки им в лица колют
Отец приедет (сюрприз!), где бы раньше не был.
Котёнок выжил, сейчас он лакает с блюдца,
Самайн находит семью и, конечно, друга.
Снежинки в вихре безудержно вдаль несутся, а значит завтра захочет молчать округа.
вторник, 03 сентября 2013
Не воплотятся в реальность грёзы, не хватит времени прожить детство и от вопросов "зачем я создан?" подчас совсем никуда не деться. Внутри гниёт, остывает, душит любые "если" и все "быть может". В других реальностях, мол, не лучше - ведь все они, как они одна, похожи. Друзья, работа - для местных, право, для них же - радость и денег груда. И что-то шепчет и что-то травит "умри, мальчишка, ты не отсюда." Бывает, думаешь, что ты изгнан, забыт и вовсе один на свете - ну прям какой-нибудь мальчик-призрак в двойном оконном стеклопакете. Где орки, гоблины с древних фресок, экстаз исполненных заклинаний? - Как щит и меч, что носил ты в детстве, давно пылятся в твоём чулане. Сидишь, как в замке, в своей квартире, боишься выйти из этой комы, вдохнуть апрель, затянуться миром.
Знакомо?
Господи, как знакомо...
"Мечта - оружие" - где-то слышал. Но только хватит ли сил для боя? Расправить спину, подняться выше, завыть ветрами, взреветь прибоем. Найдёшь ли веру, найдёшь ли стимул стоять до смерти холодных глыб меж, когда всё шепчет: "не выходи, мол, из этой комнаты - ты погибнешь!" Сумей сквозь холод и вой зловещий поднять оружие, крикнуть "ХВАТИТ!"
...Поймёшь когда-то - такие вещи - и есть сильнейшие из заклятий. Давай, ты сможешь, сбеги из фальши, ну постарайся, проснись с рассветом...
***
Я обещаю тебе, мой мальчик, что ты не будешь жалеть об этом.
Смотри, как утром немеет море, пошли гулять, собирай манатки, по Лихолесью, по шахтам Морий, дорогам горным, шальным и шатким. Для всех безумцев, любящих небо, всегда найдётся своя дорога и кем бы ни был и где бы не был, она найдёт - потерпи немного. Найдёт вас всех, господа и дамы и не отвертитесь, уж поверьте. Не хватит в мире забытых храмов на всех рисованных интровертов. Пожар рассвета чернила сменит, взметнётся радуга на просторе... Не важно, многое ль ты сумеешь, ведь даже крохи чего-то стоят. Ныряй в рассвет, отражайся в лужах, лети пыльцою, играй глазами, ищи отчаянных и заблудших и покажи им дорогу в замок, сверкни фантомом в алмазной грани, представь улыбки на чьих-то лицах - однажды всё это многим станет - гораздо большим, чем "просто снится." Побудь холодным дождём, ифритом, янтарный вьюгой в пустыне Кхмиро, играй, танцуй, попадая в ритм, усни на поле, доверься миру...
Забыть про прошлые все вопросы, забыть про всё, что ценил ты прежде, остаться ветреным, лёгким, босым и предоставить себя надежде...
Но зло не дремлет, не спит, не плачет, ты не спасёшься, ты очень молод, оно играет с твоей удачей, на твой огонь насылает холод. И снова - будто бы давят стены и снова будто бы света нету... В бою ты выиграл - несомненно, но сможешь ли победить в войне ты? Найти бы свитков и заклинаний, одеться в мантию и корону. Сбежать от дряни - проснуться в рань и бежать, как эльф, по ветвистым кронам, ползти, как гоблины по тоннелям и плыть, как тени по парапетам и верить: это - на самом деле, а не "да ладно, мне снится это."
***
Скрипит состав, полыхает небо, в купе ты сам и доволен вроде, такая Вечность, такая небыль тебя зовёт и тебе подходит. Смеясь, совсем не сказав ни слова, несясь прыжками, влетаешь "в дамки", теперь ты - точно из тех, готовых хранить детишек в Воздушном Замке. Песок столетий среди пустыни, огонь, горящий во рту дракона. Какие ужасы, пепел, иней? Какие горести или стоны? Ты научился смеяться страхам, глядеть в глаза, никогда не дуться, и знать, что ты не стоишь на плахе, а приключения... Чёрт, найдутся! И удивляешься - "чёрт, как просто!" Хотя всё это давно не ново - давно ты больше не тот подросток, в слезах сбегающий с выпускного. Бывает, страхи из сада, школы, приходят, красят реальность в серый... Глядишь - полуночный город полон огнями чьей-то горячей веры - и страхи дохнут и опадают на грязный пол поседевшей крошкой, тебя впервые хоть где-то ждали, ты знал - осталось совсем немножко.
Но даже в этом прекрасном мире подчас так мрачно, что хоть кричи ты, застыли руки, зрачок расширен, ложишься, дышишь, глаза закрыты. И свет поверивших мерно гаснет, они - не ты и ты знаешь это. И страшно - мыслишь: "что есть прекрасней, чем место, где не осталось света?" Куда мне дальше, мол, всё отлично, я - центр Мира, всего достигший, куда желания, боже, кличут? Зачем быстрее, сильнее, выше? И так немало тащу. Работа... Пускай хоть кто-то поймёт, жалеет; себе подкину ещё немного - и будет хуже и тяжелее.
И путы слабости держат крепче, а свет вокруг замирает, гаснет... Куда страшнее, что сам ты шепчешь: "замри, мгновение, ты прекрасно."
***
Вот что тебя заставляет, братца, забыть про Морию, Лихолесье? Ведь всё, за что ты готов сражаться совсем-совсем ничего не весит. Сумей не быть межзеркальной тенью, сумей увидеть свою дорогу, в небесных знаков хитросплетеньях ты сам же видел - ещё немного. И помнишь - пить напостой крем-соду, играть с листвою, как мелкий мальчик, гудеть, как Кракен в чернильных водах, что был разбужен от вечной спячки. Кафе, на крышах - рассветы, беби; осколки прошлого - собери их, ты сделал выбор, ты кинул жребий, ты выбрал счастье и эйфории. Пройдись по дымке среди акаций, вдохни, как раньше ночную влагу. Пойми, ты просто не вправе сдаться, когда осталось всего полшага. А значит - к чёрту "ну хватит, позже", "я всё успею - куда спешить-то?", дорога в Вечность, пойми, быть может твоим же внутренним Злом зашита. А значит - нужно забыть про кому, бежать, как чёрт, по бетонным плитам, по тихим кронам, по дну морскому, раздвинув волны, как Принц Египта...
Ты будешь всеми из тех, кто встречен, ты станешь всеми из тех, кто помнит, как свет, бессменен, как космос, вечен и всеми принят и всеми понят. И больше нету "темно и пусто"...
И знаешь, брачо, хочу сказать я,
Все эти веры
Все эти чувства
И есть сильнейшее из заклятий.
Знакомо?
Господи, как знакомо...
"Мечта - оружие" - где-то слышал. Но только хватит ли сил для боя? Расправить спину, подняться выше, завыть ветрами, взреветь прибоем. Найдёшь ли веру, найдёшь ли стимул стоять до смерти холодных глыб меж, когда всё шепчет: "не выходи, мол, из этой комнаты - ты погибнешь!" Сумей сквозь холод и вой зловещий поднять оружие, крикнуть "ХВАТИТ!"
...Поймёшь когда-то - такие вещи - и есть сильнейшие из заклятий. Давай, ты сможешь, сбеги из фальши, ну постарайся, проснись с рассветом...
***
Я обещаю тебе, мой мальчик, что ты не будешь жалеть об этом.
Смотри, как утром немеет море, пошли гулять, собирай манатки, по Лихолесью, по шахтам Морий, дорогам горным, шальным и шатким. Для всех безумцев, любящих небо, всегда найдётся своя дорога и кем бы ни был и где бы не был, она найдёт - потерпи немного. Найдёт вас всех, господа и дамы и не отвертитесь, уж поверьте. Не хватит в мире забытых храмов на всех рисованных интровертов. Пожар рассвета чернила сменит, взметнётся радуга на просторе... Не важно, многое ль ты сумеешь, ведь даже крохи чего-то стоят. Ныряй в рассвет, отражайся в лужах, лети пыльцою, играй глазами, ищи отчаянных и заблудших и покажи им дорогу в замок, сверкни фантомом в алмазной грани, представь улыбки на чьих-то лицах - однажды всё это многим станет - гораздо большим, чем "просто снится." Побудь холодным дождём, ифритом, янтарный вьюгой в пустыне Кхмиро, играй, танцуй, попадая в ритм, усни на поле, доверься миру...
Забыть про прошлые все вопросы, забыть про всё, что ценил ты прежде, остаться ветреным, лёгким, босым и предоставить себя надежде...
Но зло не дремлет, не спит, не плачет, ты не спасёшься, ты очень молод, оно играет с твоей удачей, на твой огонь насылает холод. И снова - будто бы давят стены и снова будто бы света нету... В бою ты выиграл - несомненно, но сможешь ли победить в войне ты? Найти бы свитков и заклинаний, одеться в мантию и корону. Сбежать от дряни - проснуться в рань и бежать, как эльф, по ветвистым кронам, ползти, как гоблины по тоннелям и плыть, как тени по парапетам и верить: это - на самом деле, а не "да ладно, мне снится это."
***
Скрипит состав, полыхает небо, в купе ты сам и доволен вроде, такая Вечность, такая небыль тебя зовёт и тебе подходит. Смеясь, совсем не сказав ни слова, несясь прыжками, влетаешь "в дамки", теперь ты - точно из тех, готовых хранить детишек в Воздушном Замке. Песок столетий среди пустыни, огонь, горящий во рту дракона. Какие ужасы, пепел, иней? Какие горести или стоны? Ты научился смеяться страхам, глядеть в глаза, никогда не дуться, и знать, что ты не стоишь на плахе, а приключения... Чёрт, найдутся! И удивляешься - "чёрт, как просто!" Хотя всё это давно не ново - давно ты больше не тот подросток, в слезах сбегающий с выпускного. Бывает, страхи из сада, школы, приходят, красят реальность в серый... Глядишь - полуночный город полон огнями чьей-то горячей веры - и страхи дохнут и опадают на грязный пол поседевшей крошкой, тебя впервые хоть где-то ждали, ты знал - осталось совсем немножко.
Но даже в этом прекрасном мире подчас так мрачно, что хоть кричи ты, застыли руки, зрачок расширен, ложишься, дышишь, глаза закрыты. И свет поверивших мерно гаснет, они - не ты и ты знаешь это. И страшно - мыслишь: "что есть прекрасней, чем место, где не осталось света?" Куда мне дальше, мол, всё отлично, я - центр Мира, всего достигший, куда желания, боже, кличут? Зачем быстрее, сильнее, выше? И так немало тащу. Работа... Пускай хоть кто-то поймёт, жалеет; себе подкину ещё немного - и будет хуже и тяжелее.
И путы слабости держат крепче, а свет вокруг замирает, гаснет... Куда страшнее, что сам ты шепчешь: "замри, мгновение, ты прекрасно."
***
Вот что тебя заставляет, братца, забыть про Морию, Лихолесье? Ведь всё, за что ты готов сражаться совсем-совсем ничего не весит. Сумей не быть межзеркальной тенью, сумей увидеть свою дорогу, в небесных знаков хитросплетеньях ты сам же видел - ещё немного. И помнишь - пить напостой крем-соду, играть с листвою, как мелкий мальчик, гудеть, как Кракен в чернильных водах, что был разбужен от вечной спячки. Кафе, на крышах - рассветы, беби; осколки прошлого - собери их, ты сделал выбор, ты кинул жребий, ты выбрал счастье и эйфории. Пройдись по дымке среди акаций, вдохни, как раньше ночную влагу. Пойми, ты просто не вправе сдаться, когда осталось всего полшага. А значит - к чёрту "ну хватит, позже", "я всё успею - куда спешить-то?", дорога в Вечность, пойми, быть может твоим же внутренним Злом зашита. А значит - нужно забыть про кому, бежать, как чёрт, по бетонным плитам, по тихим кронам, по дну морскому, раздвинув волны, как Принц Египта...
Ты будешь всеми из тех, кто встречен, ты станешь всеми из тех, кто помнит, как свет, бессменен, как космос, вечен и всеми принят и всеми понят. И больше нету "темно и пусто"...
И знаешь, брачо, хочу сказать я,
Все эти веры
Все эти чувства
И есть сильнейшее из заклятий.
суббота, 31 августа 2013
Ну вот ниибу, какое этому дать название. ТТ
Кромка листа бела, как могильный камень, строчки тесьмой ложатся на белизну, если бы я сумел шевелить руками, я бы старался выбраться, улизнуть. Я понимаю - мир, он, конечно, добрый - только добро метелями замело. Каждая строчка ранит туда, под рёбра, где ещё как-то живо моё тепло. Ночи - длиннее, стужа - стальнее, крепче, строки, увы, больнее из раза в раз. Где-то в верху кричит оголтелый кречет, может про тех, забывших давно про нас? Кто пожалеет, кто мою ношу снимет? Кто приласкав, укажет мне путь назад? Нет никого в холодном моём Скайриме. Это мой личный снежно-бумажный ад.
Первые годы - память о том, что прежде, жаре огня, пылающего вверху. Времени валы мелят мою надежду и превращают в зыбкую требуху. "Брежу, мол, есть мечтающий кто-то там ведь!" Не позабудь, оденься и приходи! Впрочем, не бред - конечно же, просто память лезет, как кровь из раны в моей груди. Пишутся строки, знаешь, легко и быстро темень такая, словно бы я во сне. Даже во мраке с пальцев слетают искры, чтобы хотя бы что-то светило мне. Как оживиться, чем с белизной сражаться? - Нет ни меча, ни дружеского плеча...
Время драконов, нордов - былое, братец, если боишься, лучше о нём молчать.
Нервы замёрзнут, чувства в снегу потонут, будет спокойно. хоть и темным-темно. После - века, как кони на перегонах мчатся вперёд испуганным табуном. Лучше молчать... Тут видишь, такое дело - мне не спастись, и скоро уже, пойми, ручкой с рукою станут единым целым, сети чернил заменят реальный мир. Помнить про всё, что было - твоя работа, братец, беги, беги до конца строки...
Всем расскажи. И если поверит кто-то - я напишу про каждого из таких.
Кромка листа бела, как могильный камень, строчки тесьмой ложатся на белизну, если бы я сумел шевелить руками, я бы старался выбраться, улизнуть. Я понимаю - мир, он, конечно, добрый - только добро метелями замело. Каждая строчка ранит туда, под рёбра, где ещё как-то живо моё тепло. Ночи - длиннее, стужа - стальнее, крепче, строки, увы, больнее из раза в раз. Где-то в верху кричит оголтелый кречет, может про тех, забывших давно про нас? Кто пожалеет, кто мою ношу снимет? Кто приласкав, укажет мне путь назад? Нет никого в холодном моём Скайриме. Это мой личный снежно-бумажный ад.
Первые годы - память о том, что прежде, жаре огня, пылающего вверху. Времени валы мелят мою надежду и превращают в зыбкую требуху. "Брежу, мол, есть мечтающий кто-то там ведь!" Не позабудь, оденься и приходи! Впрочем, не бред - конечно же, просто память лезет, как кровь из раны в моей груди. Пишутся строки, знаешь, легко и быстро темень такая, словно бы я во сне. Даже во мраке с пальцев слетают искры, чтобы хотя бы что-то светило мне. Как оживиться, чем с белизной сражаться? - Нет ни меча, ни дружеского плеча...
Время драконов, нордов - былое, братец, если боишься, лучше о нём молчать.
Нервы замёрзнут, чувства в снегу потонут, будет спокойно. хоть и темным-темно. После - века, как кони на перегонах мчатся вперёд испуганным табуном. Лучше молчать... Тут видишь, такое дело - мне не спастись, и скоро уже, пойми, ручкой с рукою станут единым целым, сети чернил заменят реальный мир. Помнить про всё, что было - твоя работа, братец, беги, беги до конца строки...
Всем расскажи. И если поверит кто-то - я напишу про каждого из таких.
пятница, 30 августа 2013
Поговаривают, что тут подчас очень мило и уютно. Для меня же эти места - тёмный леес...
Ладно, что говорить? Пощу стих.
-----------------------------------------------------------------------
Недоистория
Подчас города никогда не пусты, подчас города не разводят мосты, бывает, гуляешь по улицам ты и что-то такое бормочешь. Не важно - Дубаи, Москва или Рим, не важно, горят ли вокруг фонари, зачем, если смог дотерпеть до зари, бродя по сиреневой ночи? Декабрь укутает улицы в лёд. Что шепчет в душе? Кто его разберёт? "Не сдайся, не спи, продвигайся вперёд, ты точно зачем-то приехал."А где я? Вокруг - никого. Ни души... Куда я метался? Куда я спешил? Горят огоньки на иголках вершин холодного зимнего Ехо. Кого-нибудь ищешь? Наверное, да. По Тёмным Путям и по чьим-то следам сквозь все самолёты и все поезда я прибыл на улицы эти. Горячей каймой полыхает заря, как будто бы небо - кусок янтаря; я вспомнил - кого-то давно потерял, какую-то милую леди. Она всё бежит, хоть ты сетуй и плач, её не поймаешь, не схватишь за плащ, и сколь бы ты ни был проворен и зряч, тебе не угнаться за оной. Иду по мосту, выпадаю из брюк. На сердце - стена. "Не робей" - говорю! "Смотри, как внизу отражают зарю холодные воды Хурона!" Я помню, мальчишкой, писал я стихи. "Заря и вода - словно битва стихий." Сюда принесло меня ветром лихим, такое случалось и прежде. Но главное - значит, я тут неспроста, и, сколько бы дней не пришлось пролистать, я верю, что именно в этих местах смогу отыскать я надежду. И верою этой, порывом ветров, могуществом всех предсказаний Таро, она проберётся в мой горестный грот и что-то прошепчет на ухо... И что им теперь эти месяцы, дни?
Я знаю, что хочешь взглянуть ты на них. Но только увидел бы ты, извини, растрёпанных двух буривухов.
Ладно, что говорить? Пощу стих.
-----------------------------------------------------------------------
Недоистория
Подчас города никогда не пусты, подчас города не разводят мосты, бывает, гуляешь по улицам ты и что-то такое бормочешь. Не важно - Дубаи, Москва или Рим, не важно, горят ли вокруг фонари, зачем, если смог дотерпеть до зари, бродя по сиреневой ночи? Декабрь укутает улицы в лёд. Что шепчет в душе? Кто его разберёт? "Не сдайся, не спи, продвигайся вперёд, ты точно зачем-то приехал."А где я? Вокруг - никого. Ни души... Куда я метался? Куда я спешил? Горят огоньки на иголках вершин холодного зимнего Ехо. Кого-нибудь ищешь? Наверное, да. По Тёмным Путям и по чьим-то следам сквозь все самолёты и все поезда я прибыл на улицы эти. Горячей каймой полыхает заря, как будто бы небо - кусок янтаря; я вспомнил - кого-то давно потерял, какую-то милую леди. Она всё бежит, хоть ты сетуй и плач, её не поймаешь, не схватишь за плащ, и сколь бы ты ни был проворен и зряч, тебе не угнаться за оной. Иду по мосту, выпадаю из брюк. На сердце - стена. "Не робей" - говорю! "Смотри, как внизу отражают зарю холодные воды Хурона!" Я помню, мальчишкой, писал я стихи. "Заря и вода - словно битва стихий." Сюда принесло меня ветром лихим, такое случалось и прежде. Но главное - значит, я тут неспроста, и, сколько бы дней не пришлось пролистать, я верю, что именно в этих местах смогу отыскать я надежду. И верою этой, порывом ветров, могуществом всех предсказаний Таро, она проберётся в мой горестный грот и что-то прошепчет на ухо... И что им теперь эти месяцы, дни?
Я знаю, что хочешь взглянуть ты на них. Но только увидел бы ты, извини, растрёпанных двух буривухов.