Сайлент-Хилл в каждом из нас

Не бывает окОн, заколоченных навсегда - а на время - пожалуйста, хоть на века и больше, начертает мне путь звезда. Так она ж - звезда, замутняет глаза мне боль, так она ведь - боль же. Тихий Город уснул, покосившись, как старый кедр, под студёнистым маревом смога бродили тени, тени - злые посланники гадких и мокрых недр, или вечные узники улиц хитросплетений. Тени шепчут стихи и глядят в заоконный мрак - если кто-то и выживет - будет навеки заклят, если очень силён - то сразись и дождись утра, если будешь счастливчиком - сможешь дожить до завтра.

На железном органе холодных и мрачных труб где-то там, глубоко, под десятками метров шлака, отбивает ноктюрны безмолвный и страшный труп, потому что он слишком давно разучился плакать. Цепенеют вверху облака и плывут к земле, из холодной воды становясь почерневшей сажей. Сколько мы здесь? Полгода? Или, может десяток лет? Как бы ты не кричал - всё равно ведь никто не скажет.

Если хочешь войти в этот дом - то входи, не стой, если тянет - тянись, не противься железной воле, только дом-то - пустой, он ведь - дом, потому пустой, только горе осталось. Ну правильно - это горе. Это горе - как небыль. И сотни теней вокруг, завиваясь спиралями, реют куда-то выше, положи арбалет, ты не сможешь дойти, мой друг, слишком многие умерли тут и ты это слышал. На "один" или "ноль" - захлебнувшись в золе во сне, а на прочие большие - от пустоты и влаги, это злая судьба, если хочешь поспорить с ней, то готовься к тому что ты выйдешь с белёсым флагом.

Ты идёшь, как герой, молчаливый, но заводной, по разваленным улицам в вязком дыму по пояс, ты привык не считаться с доставшим "а что со мной?", выводить не желаешь ты панику из запоя, не желаешь молчать, но желаешь идти и жить, не подросток-бродяжничек, а ну совсем Айвенго, ты шагаешь на "два", а на "три" - со всех ног бежишь, а на прочие бОльшие - вспархиваешь, как тенгу. Подожди до зари, а, гляди - вот она, заря, расправляет над небом на флаге янтарном "хватит", если тут, среди мусорных куч, ты поверишь "зря", то пойми, тебя сразу же за ногу что-то схватит. Продирайся, как воин на последней своей войне, здесь не ждут у стены, как драгдиллеров беспризорник, здесь позорно не стать хоть немножечко, но сильней... А хотя, изменения, видно, в разы позорней. Если как-то ты здесь - то плетёшься побит, устал, по завязанным в узел кошмарам из детских сказок, ты не стал сильнее, ты и вовсе никем не стал, для того чтобы кем-то быть, ты невозможно разный.

Каждый морок и страх, из шкатулки, как на заказ - напугает до ужаса, сгонит под одеяло, не подумать о тьме, не раскрыть бы случайно глаз, я и так еле двигаюсь, времени очень мало. Мёртвый кот из окна - точно мой, хоронил я сам, разбиваются капли - в дожде я бежал от своры. Я увидел свой дом - точно, помню, я стих писал, а тем временем в нижние окна забрались воры - это ночь беготни, блеска ножиков, сигарет, и ударов в артериях - двести - любому хватит, хочешь спрятаться шкаф, но ты помнишь - в шкафу скелет, он скребётся и дышит, пока ты лежишь в кровати. Вот могила с цветком - там, я помню, пропала мать, вот отцовская жаркая битва в Афганистане...

Если сможешь мечтать, сможешь верить и понимать, эта вера, наверное, чем-нибудь большим станет, и закружит на "шесть", а на "семь" понесёт вперёд, успокоит, согреет и даст тебе меч и латы... Чтобы рыцарем быть - как Айвенго и Ланселот, нужно бегать без ног и летать, но не быть крылатым.

Каждый день проходя через город, сожми кулак и, дрожа от бесстрашия, бейся с могучей силой.

Если сможешь поверить,
в себе накопить тепла,

то однажды ты справишься с собственным

Сайлент-Хиллом.